Дон в годы революции и Гражданской войны. 1917 – 1920. Том 2: май 1918 – март 1920

Дон в годы революции и Гражданской войны 1917 – 1920. Том II. Май 1918 – март 1920 374 тил Морозов. «Почти с утра, – добавила женщина, – ушел с утра и вряд ли вернет- ся». Лошадей в Кизляре не было, их угнали далеко в степь, а тех, которых угнать не успели, разобрали красноармейцы. Морозов, наверное, это знал, и ждал возвращения красноармейца, потому что он другого ничего не смог сделать и, может быть, пото- му, что утопающий хватается за соломинку. Взять его на свою подводу я не мог, ибо на ней сидело 4 человека, и бревном лежал пятый – Василевский. Подошел Канахо- вич с буханкой хлеба, распрощались с Морозовым и поехали на Черный Рынок. Он остался ждать красноармейца, но, по-видимому, дождался озверелых белогвардей- цев, принесших ему мучительную смерть вместо желанной лошадки. Беско нечно тянулся обоз. Подводы, нагруженные преимущественно кормом, с сидящ ими на них людьми, одетыми во всевозможные одеяния, напоминали дере- вен ские возы, идущие на ярмарку. Здоровые, сытые лошади обгоняли истощенных, обреченных на смерть калек. На каждом возу лежали больные. Испитые свинцовые лица людей были направлены вдоль дороги. Каждый боец с блестящими лихорадоч- ными глазами или помутившимся разумом смотрел вдаль степной равнины, точно ища в пустыне чего-то важного, близкого, родного. Взоры эти временами отрыва- лись от дали бредом больных или стоном раненых. В промежутках между подвода- ми шла артиллерия, вид лошадей, запряженных в пушки, и зарядные ящики, гово- рил за то, что лошади скоро откажут, и десятки пушек будут брошены врагу, но ар- тиллеристы, по-видимому, не имея надежды на возможность спасти их, как хоро- шие хозяева с запасом корма все продолжали свой путь. На дороге ближайших 6-8 верст, также как между Пятигорском и Зольской, сидели и валялись тифозные, на- поминая собой нищих у паперти, замогильным голосом молили: «Товарищи, возь- мите, братцы, на кого вы нас оставляете». Исхудалые лошади останавливались, се- доки бросали их и молчаливые, угрюмые, озираясь на проходящие подводы, точно затравленные собаки, шагали мимо лежащих больных, рядом с ползущим обозом. Недалеко от Кизляра на дороге сидел тифозный Маркин или Морковкин (хоро- шо не помню) – политработник. Летом он был строен, чист, энергичен, теперь его трудно было узнать. В грязной шинели, с каким-то лоскутом, накинутым на плечи, с желтым худым лицом, покрытым толстым слоем грязи, он походил на инвалида- солдата, питающегося милостыней и ночующего под забором или у помойных ям. Мы подобрали его на подводу. Бредивший Василевский, точно нарочно, пришел в себя, он мутными глазами обвел сидящих на подводе и при виде чужого человека на- чал ругать меня за мою «доброту»: «Всех не подберешь, ты что, хочешь сам остать- ся здесь, ну, останешься, а всех все равно не спасешь». Он был прав. Суровый закон жизни был на стороне Василевского, и если бы люди подчиня- лись этому закону, все обозы очистили бы от больных и раненых, то, пожалуй, мень- ше осталось бы работы для смерти, в Астрахань пришло бы больше людей. Пришли в Черный Рынок. Там та же картина, что наблюдалась в Кизляре. Армия тащила все: хлеб, корм – и даже снимали соломенные или камышовые крыши с построек для корма. Хаты были все забиты. Мы заехали во двор и расположились ночевать под открытым небом. Маркин куда-то уполз и навсегда, Канахович ушел в «разведку», онскиеархивы.рф онские Архивы onarch.ru