Дон в годы революции и Гражданской войны. 1917 – 1920. Том 2: май 1918 – март 1920

Раздел второй. Воспоминания 375 Василевский на возу бредил дредноутом «Свободная Россия» и революцией. Я за- дал лошадям корм и улегся на землю, подстелив сено для того, чтобы было мягче, а, главное, чтобы спасти от воровства; мешок с мукой, около пуда, с той же целью положил под голову. Мрачные, черные, как мухи, мысли и крупные, жирные, точно поросята, вши долго не давали уснуть, но убийственная усталость взяла верх, и я за- снул. На заре меня разбудила ругань Василевского. Он ходил по подводам, что-то ис- кал и крыл всех матом. Меня удивило то обстоятельство, что Василевский, несколь- ко дней лежавший в бреду, вдруг поднялся, я подошел к нему: «В чем дело?» «Про- спали, раззявы, – закричал он, – болезнь, сволочь – через нее полову украли». Я по- бежал к возу и ужаснулся, на возу не оказалось большого мешка половы, бережно храни мого Василевским от ст[анции] Червленной; полову украли, украли вещь, от кот орой зависело наше существование. Василевский ругался до тех пор, пока при- ступ тифа не свалил его. Пасмурный день. Небо обволокло свинцовыми тучами. Сеял мелкий холодный дождь. Песчаная пустыня, изредка проросшая колючими несъедобными растения- ми, под навесом неба была мрачна и молчалива. Слитая на горизонте с облачным не- бом, она походила на тихий, спокойный океан перед тайфуном. По извилистой, еле набитой дороге тянулся нескончаемый караван подвод, артиллерии, пеших людей и кавалерии. Истощенные лошади-клячи еле тянули ноги. Люди, укутанные от до- ждя и холода всевозможным грязным барахлом, были молчаливы и сосредоточены на одной гнетущей мысли: доберемся ли. Далеко в хвосте каравана чернелись точ- ки разных размеров и конфигураций – это отстающие люди, брошенные, загнанные лошади с упряжью и артиллерия с приставшими лошадьми. Часть этих точек дви- галась, надеясь куда-то дойти, где есть спасенье, некоторые барахтались на месте, силясь подняться, а некоторые, в том числе лошади, были неподвижны. Эти точки, точно вехи на непроложенной дороге, тянулись на сотни верст, оставляя собой па- мять о великой тяжелой борьбе за революцию, за коммунизм. Счастливые люди, си- дящие на подводах, лошади коих еще тянули их первые дни тяжкого перехода, огля- дывались на эти точки, сочувствовали погибающим и жалели их, а потом чувство жалости было притуплено драматическим самопереживанием, они перестали заме- чать эти вехи и оглядываться на живые человеческие точки. Сочувствовать и жа- леть бесполезно, этим не поможешь, да и к чему сочувствовать, если каждый из си- дящих на подводе был кандидатом в эти жуткие точки. Наши лошади дружно тя- нули по песчаной, с глубокой колеей, дороге тяжелую бричку; мы, четыре седока, промокшие до костей, полуголодные, мирно шагали рядом с милыми гнедыми. Ва- силевский неподвижно, палимый жаром тифа, или лежал, или же временами в бре- ду вскакивал, поднимал высоко голову, стеклянными, неподвижными глазами оки- дывал горизонт и, показывая вдаль длинным, грязным пальцем, кричал: «Кавале- рия наступает. Пулеметы. По кавалерии. Скибневский. Где Скибневский? Почему артиллерия молчит?». Он кидался с подводы, собираясь куда-то бежать, мы ему ве- рили, смотрели вдаль, ища кавалерию, потом понимали, что это бред. Укладыва- ли его на сено и закрывали брезентом. Ночевка. Мокрые холодные бойцы старают- онскиеархивы.рф онские Архивы onarch.ru