Дон в годы революции и Гражданской войны. 1917 – 1920. Том 2: май 1918 – март 1920

Раздел второй. Воспоминания 379 гласились с товарищем и пошли назад. Буран усиливался. Небо и земля смешались в одном багрово-черном хаосе. Рыбный промысел, отстоящий от нас в 3-4 верстах, потерялся. Холод пронизывал до костей; нос, руки и ноги коченели. После долгих, неимоверных усилий, сбиваемые стеной песка, смешанного со снегом, мы добрались до промысла с отмороженными пальцами рук, ушами, носами и ногами. Попали в юрту калмыка Ивана-выкреста. В юрте горел костер. Рядом с грязной, вшивой же- ной и лохматыми «эскимосами»-детьми лежало две худых свиньи. Кое у кого из то- варищей сохранились керенки, за которые мы купили одну свинью, здесь же в юрте ее зарезали, кое-как опалили на костре и под завывание ветра приступили к ее уни- чтожени ю. Бу ран бушевал весь день и всю ночь. Выйдя утром из юрты, мы не узнали окру- жаю щего: рельеф земли был изменен до неузнаваемости, лощины превратились в горы, бугры в равнины. Утро было ясное, тихое, морозное. Прямо на севере дале- ко виднелись строения, на которые мы направили свой путь. Пройдя верст шесть, наткнулись на торчащую из серого песка ногу, обутую в порванный сапог, из пасти сапога торчала грязная, твердая, замерзшая портянка, стали откапывать, извлекли красноармейца. Копаем дальше и обнаруживаем шесть мертвецов. Они, шестеро, си- дели, как кораллы, прижавшись друг к другу, головы их были склонены, образовав круг. На головах лежала мерзлая бурка. Бедные, они думали укрыться ею от насти- гавшей их смерти; тут же с ними лежало шесть трехлинейных винтовок без шты- ков и шомполов. Идем дальше. Лежат три, потом четыре, пять, шесть, десять, и так на протяжении 20 верст до самого селения, куда мы пришли ночевать. Это то, что показал нам ветер, обнаживший своим дыханием погребенных под песком и снегом революционеров, а сколько он утаил. Пришли в большое село Логань или Яндыковку, не помню. Пришли вдвоем с женой. Шесть черноморцев, больных, растеряли по берегу скованного льдом моря. В одной хате, набитой людьми, сталкиваюсь с черноморцем, шедшим с обозом. Он был захвачен бураном в обозе и теперь, прикладывая дрожащими обмороженны- ми руками грязные тряпки, намоченные какой-то жидкостью, к распухшим крас- ным ступням отмороженных ног, рассказывал товарищам: «Едем… лошадки опу- стили уши, как слоны хобот, еле перебирают ногами, корму нету. Камыш, который я снял с хаты в Серебряковской, почти весь съели; самому жрать хочется – аж киш- ки трещат, ну, ничего, думаю, скоро будут наши, я потерплю, брюхо не лопнет, оно привыкло, а вот лошадки. За лошадок, товарищи, боязнь брала, ну-ка не дотянут, а ведь с пустым брюхом ехать-то кое-как можно, а топать – далеко, брат, не дотопа- ешь, это не то, что после жирного пая мяса». Он замолк, долго пристально осматри- вал разбухшие красные ноги. «Ведь ты подумай, что холод делает, – показывая на ноги, начал он снова, – вот если бы я этих своих ног не видел бы, а мне кто-нибудь принес бы их такими, да ежели бы, скажем, доктор сказал бы: товарищ красноарме- ец, это Ваши ноги – я бы ему сказал: «Брешете Вы, товарищ доктор, это ноги слона с ободранной шкурой, а не мои. Ух, как печет, ровно горячую сковороду к ним при- кладывают, товарищи». Он старался быть веселым, не показать вида переносимой онскиеархивы.рф онские Арх вы onarch.ru