Дон в годы революции и Гражданской войны. 1917 – 1920. Том 2: май 1918 – март 1920

Дон в годы революции и Гражданской войны 1917 – 1920. Том II. Май 1918 – март 1920 386 Привели, стали над нами издеваться, допрашивая нас, били плетями, ко мне под- скочил молодой офицер: «А ты, мать тв…, к большевикам пошел за длинными ру- блями». Но кавалерист наш ему ответил, что у нас таких рублей нет. «Так вы что, добровольцы?» − сказал офицер. «Да», − последовал ответ. «Тем хуже для вас»,− по- следовал ответ. Но наши тов[арищи]-саратовцы здерхвили так, что готовы были при- сягать офицерам, только нас три человека твердо стояли на своем. «Кавалерист», та- ганрогский парень и другой товарищ, а я держался ближе к этим закаленным бой- цам. Я с товарищем молчал, один кавалерист за нас отвечал на вопросы офицеров. Нам они сказали, что нас расстреляют, если мы не будем правильно отвечать на во- просы. К авалерист заявил им, что «довольно вам тех двух, которые готовы отвечать вам на все вопросы. И от нас вы не добьетесь ничего». Действительно, он был твер- ды й и смелый человек, говоря своим палачам не моргнув глазом, и был на ихние от- веты мертв как рыба. Тогда взялись за другого товарища, но он ответил так же, гово- ря, что «ваши пытки лишние». Тут разъяренный старший офицер подскочил к нему и рукояткой револьвера нагана ударил его в голову, тов[арищ] закачался и тихонько присел наземь, закрыв руками глаза. Добрались до меня, я заволновался и глянул на кавалериста, он улыбнулся мне отцовской улыбкой, я увидел в его глазах что-то теплое и родное, что придало мне бодрости и духу. «Ну, а ты, щенок, – заговорил офицер, – с нами разговорчивей бу- дешь. Ты, кажется, при штабе вертелся, слышал много интересного для нас». У меня так душа и пошла в пятки, когда услышал о штабе. У меня мелькнула мысль, что, на- верно, выдали нас саратовцы, которые были уведены казаками от нас за будку. «Ну, что же ты молчишь? Развяжите, Виктор Владимирович, этому чертенку язык», – об- ратился старший офицер к молодому. Этот, подходя ко мне, вытаскивая револьвер, наставляя мне его в рот, я в это время хватил левой рукой за дуло револьвера, от- водя его от себя в сторону. Грянул выстрел. Я замер, но не теряя присутствия духа. Мне прострелили палец на левой руке. Я взглянул на кавалериста, он глазами мне сказал, что, видишь, смерть не так страшна. Мой палач набросился на меня, стал бить, свалив меня, топча ногами, и избил меня в кровь, я не проронил ни единого звука. Отскочив от меня, набросился на кавалериста. У меня кровью заплыли гла- за, не видя перед собой ничего. Нас, подталкивая прикладами, повели в будку, где мы повалились со стонами наземь, я стал постепенно приходить в себя, глаза болят, лицо вспухло, чувствую во всем теле боль; товарищи мои также с поникшими голо- вами сидели возле, я стал разглядывать будку: она была кой-где развалена, окна по- биты, само здание прочное – о побеге нельзя было и думать. Нас вывели опять наружу и вручили каждому по маленькой пехотинской лопат- ке и сказали, чтобы мы каждый себе копали могилу. Опять нам новая пытка, солн- це уже клонилось к западу, приближался вечер. Мы взялись копать, копали с усер- дием. Копали молча, мы и так понимали один другого. Видим, что наши дни сочте- ны. У меня невольно брызнули слезы с глаз, мне стало страшно и стыдно перед ребя- тами, но я не мог их удержать, будто прорвались водяные пузыри. Это увидел один из казаков, охраняющих нас, человек пожилой. «Что плачешь, сынок? Сам виноват, онскиеархивы.рф онские Архивы onarch.ru